При их приближении Найси радостно высунулся из воды. Джун открыла было рот, чтобы попросить разрешения покормить дельфина, но Бретт сам протянул ей рыбу.
— Теперь я стараюсь кормить его не по часам, чтобы он отвыкал от определенной схемы кормления. А скоро начну подкармливать его совсем незаметно. Пусть считает, что он сам добывает себе пропитание.
Красное ведро опустело, и Джун погрустнела. Семь фунтов рыбы — казалось бы, так много — закончились. Семь дней в Австралии — казалось бы, так долго, — от них почти ничего не осталось.
— Ты скучаешь о дельфинах, когда выпускаешь их на волю? — спросила она.
— Я начинаю с ними работать, зная, что они должны уйти. Думаю, я скучаю по некоторым из них, но я счастлив, зная, что они свободны. — Он сжал ее руку.
— До свидания, Найси, — сказала Джун, ощущая сосущую пустоту не только своей, но и его потери.
Когда стало темнеть, Бретт приготовил пару каких-то большеголовых рыбин, вытащенных из сети, и они съели их прямо на пляже. Они говорили о всяких пустяках, но мрачная атмосфера висела над этим их последним вечером.
Джун вспомнила, что принесла с собой фотоаппарат, и бродила вокруг, выбирая интересные кадры, а Бретт лежал, растянувшись на одеяле.
— Ты сфотографируешь и меня? — спросил он, когда она через некоторое время уселась рядом с ним.
— Да, если ты не возражаешь.
— Не возражаю. Но только для чего это тебе?
Джун склонилась над ним, заглянула ему в глаза.
— Я не хочу тебя забывать.
Какое-то время он смотрел на нее, словно пытаясь понять, почему она хочет сохранить память о нем. Потом притянул ее к себе и поцеловал.
— Останься сегодня со мной, Джун.
Сердце ее торопливыми неровными ударами забилось у самого горла. Джун и сама сказала бы ему эти слова, но боялась унизительного отказа. Улыбка, озарившая ее лицо, и была ответом.
Джун коснулась подбородка Бретта, пробежала пальцами по его лицу, ощущая пробивающуюся щетину. Он снова поцеловал ее, отчего чувственное томление, переполнявшее Джун, теплой волной опустилось вниз, сведя ее бедра в сладостном предвкушении.
— Хочешь принять душ? — спросил Бретт.
Еще одна горячая волна омыла ее тело.
— С тобой?
Он усмехнулся.
— А это идея. Не струсишь?
— Струшу? Ни за что.
Да. Ни за что. У нее мучительно заныло в желудке. Это болело и трепетало глубоко запрятанное женское начало при мысли, что вот сейчас, скоро-скоро Бретт коснется ее. Джун действительно трусила, но не собиралась показывать это.
— Тебе понадобится какая-нибудь одежда.
— У меня в сумке есть запасная рубашка. Вообще-то это твоя рубашка, — призналась она.
Честно говоря, Джун не хотела возвращать ее Бретту. Такая вот у нее появилась прихоть!
— Если хочешь, надень ее.
Джун усмехнулась: вот бы сказать ему о своем желании оставить у себя его старую рубашку! Скорее всего, на его лице появилась бы уже знакомая ей усмешка: оказывается, леди еще и сентиментальна? А возможно, он просто не понял бы ее.
— Спасибо.
Закат заливал все вокруг золотисто-розовым, яркими отблесками играл на коже Бретта. Он встал и направился к эллингу. Джун шла за ним на некотором отдалении — не торопясь, внешне оставаясь спокойной, стараясь ничем не выдать своего жаркого страха и… нетерпения.
Дойдя до эллинга, Бретт остановился и обернулся к Джун. Он будто давал понять, что выбор за ней. Как будто у нее действительно был выбор.
Бретт стоял, обнаженный, под сильной струей воды, которая обтекала его мускулистое загорелое тело. Он потянулся к Джун и, все еще не дотрагиваясь до нее, поманил к себе. Мгновение они стояли под холодным душем, почти не касаясь друг друга. Потом он осторожно просунул палец под одну бретельку ее купальника и опустил ее вниз, затем проделал то же самое с другой. Джун хотела помочь ему, но он взглядом остановил ее.
Очень медленно, нежными ласкающими движениями — отчего ее груди трепетали, наливаясь чувственным жаром, — Бретт освободил ее от купальника. Он дотрагивался до нее с такой осторожностью, словно Джун была необыкновенным созданием, которое можно поранить неловким прикосновением.
Когда купальник упал к ее ногам, Джун перешагнула через него и в нетерпении потянулась к нему. Ей хотелось коснуться его, ощутить его близость, но Бретт положил свои руки на ее бедра и, лаская ее живот, поднялся выше. Груди с крупными бледноватыми сосками удобно легли в чашу его ладоней. Его большие пальцы все с той же ласковой медлительностью подбирались все ближе к поджидающим их в страстном нетерпении вершинам. Пламя охватившего Джун желания было такой мощи, что в какое-то мгновение ей показалось: она умрет, изойдет собственным жаром, если вот сейчас, сию минуту не даст ему исхода.
Закрыв глаза, Джун потянулась к Бретту, положила руки ему на грудь, словно желая оделить и его этой сладостной мукой, потом запрокинула голову и, все так же не открывая глаз, испустила протяжный низкий стон. Бретт прижал ее к себе, и у него вырвался такой же низкий, тяжелый, хриплый шепот. Его руки скользили по мокрой спине Джун, по ее ягодицам, привлекая ее все ближе, словно пытаясь слиться с ней в неразделимое целое. Ее груди в нетерпеливом порыве терлись о его кожу, руки кружили по широкой груди, ласкали гибкую талию, скользили по узким бедрам.
Чуть отклонив ее голову, Бретт ласкал языком ее подбородок, забирался в нежную ямочку на шее, тихонько покусывал изящные мочки ушей. Потом, протянув руку за спину Джун, он взял флакон с жидким мылом и вылил немного на Джун. Потом чуть отступил назад, и его мыльные руки начали скользить по ее телу. У Джун кружилась голова, подгибались колени. Вот о чем мечтала она — подсознательно, не облекая свои мечты в живые видения — с первой минуты своего пребывания в этом удивительном месте, с первой встречи с этим необыкновенным мужчиной.